Солнце и тень


        Камера стрекотала как насекомое. Она отливала металлической синью, точно большой жирный жук, в чутких, бережно ощупывающих руках мужчины. Она блестела в ярком солнечном свете.
        - Брось, Рикардо, не надо!
        - Эй, вы там, внизу! - заорал Рикардо, подойдя к окну.
        - Рикардо, перестань!
        Он повернулся к жене:
        - Ты не мне, ты им скажи, чтобы перестали. Спустись и скажи… Что трусишь?
        - Они никого не задевают, - терпеливо произнесла жена.
        Он отмахнулся от нее и лег на подоконник, глядя вниз.
        - Эй, вы! - крикнул он.
        Человек с черной камерой мельком взглянул на него, потом снова навел аппарат на даму в белых, как соль, купальных трусиках, белом бюстгальтере и зеленой клетчатой косынке. Она стояла прислонившись плечом к потрескавшейся штукатурке дома. Позади нее, поднеся руку ко рту, улыбался смуглый мальчонка.
        - Томас! - крикнул Рикардо. Он обратился к жене: - Господи Иисусе, там стоит Томас, это мой собственный сын там улыбается.
        Рикардо метнулся к двери.
        - Не натвори беды! - взмолилась жена.
        - Я им голову оторву! - ответил Рикардо.
        В следующий миг он исчез.
        Внизу томная дама переменила позу, теперь она опиралась на облупившиеся голубые перила. Рикардо подоспел как раз вовремя.
        - Это мои перила! - заявил он.
        Фотограф подбежал к ним.
        - Нет-нет, не мешайте, мы фотографируем. Все в порядке. Сейчас уйдем.
        - Нет, не в порядке, - сказал Рикардо, сверкая черными глазами. Он взмахнул морщинистой рукой. - Она стоит перед моим домом.
        - Мы снимаем для журнала мод. - Фотограф улыбался.
        - Что же мне теперь делать? - спросил Рикардо, обращаясь к небесам. - Прийти в исступление от этой новости? Плясать наподобие эпилептического святого?
        - Если дело в деньгах, то вот вам пять песо, - с улыбкой предложил фотограф.
        Рикардо оттолкнул его руку.
        - Я получаю деньги за работу. Вы ничего не понимаете. Пожалуйста, уходите. Фотограф оторопел:
        - Постойте...
        - Томас, домой!
        - Но, папа...
        - Брысь! - рявкнул Рикардо.
        Мальчик исчез.
        - Никогда еще такого не бывало! - сказал фотограф.
        - А давно пора! Кто мы? Трусы? - Рикардо вопрошал весь мир.
        В переулке стала собираться толпа. Люди тихо переговаривались, улыбались, подталкивали друг друга локтем. Фотограф подчеркнуто вежливо закрыл камеру.
        - Ол райт, пойдем на другую улицу. Я там приметил великолепную стену, чудесные трещины, отличные глубокие тени. Если мы поднажмем...
        Девушка, которая во время перепалки нервно мяла в руках косынку, взяла сумку с гримом и сорвалась с места. Но Рикардо успел коснуться ее руки.
        - Не поймите меня превратно, - поспешно проговорил он.
        Она остановилась и глянула на него из-под опущенных век.
        - Я не на вас сержусь, - продолжал он. - И не на вас. - Он повернулся к фотографу.
        - Так какого же... - заговорил фотограф.
        Рикардо махнул рукой:
        - Вы служите, и я служу. Все мы люди подневольные. И мы должны понимать друг друга. Но когда вы приходите к моему дому с этой вашей камерой, которая словно глаз черного слепня, пониманию конец. Я не хочу, чтобы вы использовали мой переулок из-за его красивых теней, мое небо из-за его солнца, мой дом из-за этой живописной трещины! Ясно? "Ах как красиво! Прислонись здесь! Стань там! Сядь тут! Согнись там! Вот так!" Да-да, я все слышал! Вы думаете, я дурак? У меня книги есть. Видите вон то окно, наверху? Мария!
        Из окна высунулась голова его жены.
        - Покажи им мои книги! - крикнул он.
        Она недовольно скривилась и что-то буркнула себе под нос, но затем, зажмурившись и отвернув лицо, словно речь шла о тухлой рыбе, показала сперва одну, потом две, потом с полдюжины книг.
        - И это не все, у меня еще штук двадцать, не меньше! - кипятился Рикардо. - Вы с человеком разговариваете, не с бараном каким-нибудь!
        - Все, все, - фотограф торопливо складывал свои принадлежности, - уходим. Благодарю за любезность.
        - Нет, вы сперва поймите меня, что я хочу сказать,- настаивал Рикардо. - Я не злой человек. Но я тоже умею сердиться. Похож я на картонные декорации?
        - Никто никого ни с кем не сравнивал. - Фотограф повесил на плечо сумку и зашагал прочь,
        - Тут через два квартала есть фотограф, - продолжал Рикардо, идя за ними следом. - Так у него картонные декорации. Становишься перед ними. Написано - "Гранд-отель". Он снимает, и пожалуйста - как будто вы живете в Гранд-отеле. Ясно, к чему я клоню? Мой переулок - это мой переулок, моя жизнь - моя жизнь, мой сын - мой сын, а не картон какой-нибудь. Я видел, как вы распоряжались моим сыном - стань так, повернись этак! Вам фон нужен... Как это там у вас называется - характерная деталь? Для красоты, а впереди хорошенькая дама!
        - Время, - выдохнул фотограф, обливаясь потом.
        Его модель семенила рядом с ним.
        - Мы люди бедные, - говорил Рикардо. - Краска на наших дверях облупилась, наши стены выцвели и потрескались, из водостока несет вонью, улицы вымощены булыжником. Но меня душит гнев, когда я смотрю, как вы все это подаете, - словно я так нарочно задумал, еще много лет назад заставил стену треснуть. Думаете, я знал, что вы придете, и сделал краску старой? Мы вам не ателье! Мы люди, и будьте любезны относиться к нам как к людям. Теперь вы меня поняли?
        - Все до последнего слова, - не глядя ответил фотограф и прибавил шагу.
        - А теперь, когда вам известны мои желания и мысли, сделайте одолжение - убирайтесь домой! Гоу хоум!
        - Вы шутник, - ответил фотограф.

        - Привет! - Они подошли к группе из еще шести моделей и фотографа, которые стояли перед огромной каменной лестницей. Многослойная, будто свадебный торт, она вела к ослепительно белой городской площади. - Ну как, Джо, дело подвигается?
        - Мы сделали шикарные снимочки возле церкви девы Марии, там есть безносые статуи, блеск! - отозвался Джо. - Из-за чего переполох?
        - Да вот, Панчо кипятится. Мы прислонились к его дому, а он возьми да рассыпься.
        - Меня зовут Рикардо. Мой дом совершенно невредим.
        - Поработаем здесь, крошка, - продолжал первый фотограф. - Стань у входа в тот магазин. Какая арка... и стена!..
        Он принялся колдовать над своим аппаратом.
        - Вот как! - Рикардо ощутил грозное спокойствие. Он выжидательно смотрел на их приготовления. Когда оставалось только щелкнуть, он выскочил перед камерой, взывая к человеку, стоящему на пороге магазина: - Хорхе! Что ты делаешь?
        - Стою, - ответил тот.
        - Вот именно, - сказал Рикардо. - Разве это не твоя дверь? Ты разрешаешь им ее использовать?
        - А мне-то что, - ответил Хорхе.
        Рикардо схватил его за руку.
        - Они превращают твою собственность в киноателье. Тебя это не оскорбляет?
        - Я об этом не задумывался. - Хорхе ковырнул нос.
        - Господи Иисусе, так подумай же, человече!
        - Я ничего такого не вижу, - скачал Хорхе.
        - Неужели я во всем свете единственный, у кого язык есть? - спросил Рикардо свои ладони. - И глаза? Или, может быть, этот город - сплошные кулисы и декорации? Неужели, кроме меня, не найдется никого, кто бы вмешался?
        Толпа не отставала от них, по пути она выросла, и теперь собралось изрядно народу, а со всех сторон, привлеченные могучим голосом Рикардо, подходили еще люди. Он топал ногами. Он потрясал в воздухе кулаками. Он плевался. Фотографы и модели боязливо наблюдали за ним.
        - Так вам нужен живописный тип для фона? - рявкнул он, обращаясь к фотографам. - Я сам стану здесь. Как мне становиться? У стены? Шляпа так, ноги так, мои сандалии - я их сам пошил - освещены солнцем так? Эта дыра на рубашке - сделать ее побольше?.. Вот так? Готово. Достаточно пота у меня на лице? Волосы не коротки, добрый господин?
        - Пожалуйста, стоите себе на здоровье, - сказал фотограф.
        - Я не буду смотреть в объектив, - заверил его Рикардо.
        Фотограф улыбнулся и прицелился камерой.
        - Чуть влево, крошка.
        Модель шагнула влево.
        - Теперь поверни правую ногу. Отлично. Очень хорошо. Так держать!
        Модель замерла, приподняв подбородок.
        Брюки Рикардо съехали вниз.
        - Господи! - воскликнул фотограф.
        Девушки прыснули. Толпа покатилась со смеху, люди подталкивали друг друга. Рикардо невозмутимо подтянул брюки и прислонился к стене.
        - Ну как, живописно получилось? - спросил он.
        - Господи! - повторил фотограф.
        - Пошли на набережную, - предложил его товарищ.
        - Пожалуй, я пойду с вами. - Рикардо улыбнулся.
        - Силы небесные, что нам делать с этим идиотом? - прошептал фотограф.
        - Дай ему денег.
        - Уже пробовал!
        - Мало предложил.
        - Вот что, сбегай за полицейским. Мне это надоело.
        Второй фотограф убежал. Остальные, нервно куря, смотрели на Рикардо. Подошла собачонка, подняла ногу, и на стене появилось мокрое пятно.
        - Посмотрите! - крикнул Рикардо. - Какое произведение искусства! Какой узор! Живее фотографируйте, пока не высохло!
        Фотограф отвернулся и стал смотреть на море.
        В переулке покачался его товарищ. Он бежал, за ним не спеша шествовал полицейский. Пришлось второму фотографу обернуться и поторапливать его. Полицейский издали жестом дал ему понять, что день еще не кончился, они успеют своевременно прибыть на место происшествия.
        Наконец он занял позицию за спиной у фотографов.
        - Ну, что вас тут беспокоит?
        - Вот этот человек. Нам нужно, чтобы он ушел.
        - Этот человек? Который прислонился к стене? - спросил сержант.
        - Нет-нет, дело не в том, что он прислонился... А, черт! - не выдержал фотограф. - Сейчас вы сами поймете. Ну-ка, крошка, займи свое место.
        Девушка встала в позу, Рикардо тоже; на его губах играла небрежная улыбка.
        - Так держать!
        Девушка замерла.
        Брюки Рикардо скользнули вниз.
        Камера щелкнула.
        - Ага, - сказал полицейский.
        - Вот, доказательство у меня здесь, в камере, если вам понадобится! - воскликнул фотограф.
        - Ага, - сказал полицейский, не сходя с места, и потер рукой подбородок. - Так.
        Он рассматривал место действия, словно сам был фотографом-любителем. Поглядел на модель, чье беломраморное лицо вспыхнуло нервным румянцем, на булыжники, стену, Рикардо. Рикардо, стоя под голубым небом, освещенный ярким солнцем, величественно попыхивал сигаретой, и брюки его занимали далеко не обычное положение.
        - Ну, сержант? - выжидательно произнес фотограф.
        - А чего вы, собственно, от меня хотите? - спросил полицейский, снимая фуражку и вытирая свой смуглый лоб.
        - Арестуйте этого человека! За непристойное поведение!
        - Ага, - произнес полицейский.
        - Ну? - сказал фотограф.
        Публика что-то бормотала. Юные красотки смотрели вдаль на чаек и океан.
        - Я его знаю, - заговорил сержант, - этого человека возле стены. Его зовут Рикардо Рейес.
        - Привет, Эстеван!
        - Привет, Рикардо, - откликнулся сержант.
        Они помахали друг другу.
        - Я не вижу, чтобы он делал что-нибудь, - сказал сержант.
        - То есть как это? - вскричал фотограф. - Он же голый, в чем мать родила. Это безнравственно!
        - Этот человек ничего безнравственного не делает. Стоит, и все, - возразил полицейский. - Если бы он делал что-нибудь, на что глядеть невыносимо, я бы тотчас вмешался. Но ведь он всего-навсего стоит у стены, совершенно неподвижно, в этом ничего противозаконного нет.
        - Он же голый, голый! - кричал фотограф.
        - Не понимаю. - Полицейский удивленно моргал.
        - Голым ходить не принято - только и всего!
        - Голый голому рознь, - сказал сержант. - Есть люди хорошие и дурные. Трезвые и под мухой. Насколько я вижу, этот человек не пьян. Он пользуется славой доброго семьянина. Пусть он голый, но ведь он не делает со своей наготой ничего такого, что бы можно было назвать преступлением против общества.
        - Да кто вы такой - уж не брат ли ему? - спросил фотограф. - Или сообщник? - Казалось, он вот-вот сорвется с места и забегает под жгучим солнцем, кусая, лая, хрипя. - Где справедливость? Что здесь, собственно, происходит? Пойдемте, девочки, найдем другое место!
        - Франция, - сказал Рикардо.
        - Что? - фотограф круто обернулся.
        - Я говорю, Франция или Испания, - объяснил Рикардо. - Или Швеция. Я видел фотографии из Швеции - красивые стены. Вот только трещин маловато... Извините, что вмешиваюсь в ваши дела.
        - Ничего, будут у нас снимки вам назло! - Фотограф тряхнул камерой, сжал руку в кулак.
        - Я от вас не отстану, - сказал Рикардо. - Завтра, послезавтра, на бое быков, на базаре, всюду и везде, куда бы вы ни пошли, я тоже пойду, охотно, без скандала. Пойду с достоинством, чтобы выполнить свой прямой долг.
        Они посмотрели на него и поняли, что так и будет.
        - Кто вы такой, что вы о себе воображаете? - закричал фотограф.
        - Я ждал этого вопроса, - сказал Рикардо. - Всмотритесь в меня, Отправляйтесь домой и поразмышляйте обо мне. Покуда есть такие, как я, хоть один на десять тысяч, мир может спать спокойно. Без меня был бы сплошной хаос.
        - Спокойной ночи, няня, - процедил фотограф, и вся свора девиц, шляпных коробок, камер и сумок потянулась в сторону набережной. - Сейчас перекусим, крошки. После что-нибудь придумаем.
        Рикардо спокойно проводил их взглядом. Он стоял вес на том же месте. Толпа улыбаясь смотрела на него.
        "Теперь, - подумал Рикардо, - пойду к своему дому, на двери которого стерлась краска там, где я тысячу раз задевал ее, входя и выходя, пойду по камням, которые я стер ногами за сорок шесть лет хождения, проведу рукой по трещине на стене моего дома - трещине, которая появилась во время землетрясения тысяча девятьсот тридцатого года. Как сейчас помню ту ночь, мы были в постели, Томас еще не родился, Мария и я сгорали от любви, и нам казалось, что наша любовь, такая сильная и жаркая, колышет весь дом, а это земля колыхалась, и утром в стене оказалась трещина. И я поднимусь по лестнице на балкон с затейливой решеткой в доме моего отца, он сам эту решетку ковал, и я буду на балконе есть то, что мне приготовила моя жена, и рядом будут мои книги. И мой сын Томас, которого я сотворил из материи - чего уж там, из простыней - вместе с моей славной супругой. Мы будем есть и разговаривать - не фотографии, и не декорации, и не картинки, и не реквизит, а актеры, да-да, совсем неплохие актеры".
        И словно в ответ на его последнюю мысль, какой-то звук дошел до его слуха. Он как раз сосредоточенно, с большим достоинством и изяществом подтягивал брюки, чтобы застегнуть ремень, когда услышал этот восхитительный звук. Будто легкие крылья плескались в воздухе. Аплодисменты...
        Кучка людей, которая следила за его исполнением заключительной сцены перед ленчем, увидела, сколь элегантно, с истинно джентльменской учтивостью он подтянул брюки. М аплодисменты рассыпались подобно легкой волне на берегу моря, что шумело неподалеку.
        Рикардо вскинул руки и улыбнулся всем.
        Поднимаясь к дому, он пожал лапу собачонке, которая окропила стену.